Леопольд Ауэнбруггер (Auenbrugger von Auenbrugg) родился 11 ноября 1722 года в Австрии, в местечке Линц. Окончив в 1752 году медицинский факультет Венского университета, он провел в его стенах всю свою жизнь; лишь период с 1751 по 1768 год совмещал с работой врача в испанском госпитале Вены.
Питомец «старой венской школы», Леопольд Ауэнбруггер, скромный венский практический врач, ординатор императорской Венской больницы, в 1761 году впервые предложил способ диагностики — перкуссию. Перкуссия (от лат. percussio, буквально означает — нанесение ударов), метод исследования сердца лёгких и других внутренних органов, основан на том, что звук, возникающий при выстукивании здоровых и пораженных тканей, различен. Автор метода говорит, что «перкуссия производится посредством мягкого и легкого постукивания концами пальцев по груди. При постукивании по грудной клетке здорового человека она издает звук, аналогичный издаваемому барабаном, обтянутому сукном или другой грубой тканью. Если звук более высокого тона, то это указывает на страдание внутренних органов; то же в случае более глухого звука, как если бы выстукивали бедро». Этот метод наряду с выслушиванием более двухсот лет оставался единственным диагностическим средством в скудном арсенале врача.
Ничто не ново под Луной! Не будем забывать, что еще в «Афоризмах» Гиппократа говорится о перкуссии как методе исследования. Он применялся Гиппократом при скоплении жидкости в полости живота и при тимпаните (звук, возникающий при перкуссии над полым органом или полостью, содержащей воздух). Есть основания предполагать, что перкуссия употреблялась Гиппократом при распознавании заболеваний и других внутренних органов, например плевры.
Леопольд Ауэнбруггер рос в семье виноторговца, и ему приходилось часто наблюдать, как трактирщики выстукивали бочки, чтобы определить, сколько в них осталось вина. Уже будучи врачом, он предположил, что таким же образом можно, наверное, определить, имеется ли в плевральных полостях жидкость, которую обыкновенно обнаруживали только при вскрытии людей, умерших от воспаления плевры. Впоследствии он выяснил, что перкуссией можно распознать одностороннее или двустороннее скопление жидкости между плеврой и легким — экссудативный плеврит, «водянка груди», увеличение полости перикарда, сердечной аневризмы, гипертрофию и расширение сердечных желудочков.
Это, по сути, случайное наблюдение привело к значительному открытию, впрочем, также как винные бочки, объектом, приведшим к открытию гальванизма, послужили несколько лягушек, из которых предполагалось приготовить целебный отвар для жены Гальвани.
Свои соображения, которые стали результатом тщательных семилетних наблюдений, Ауэнбруггер описал в 95‑страничном трактате на латинском языке «Inventum novum ex percussione thoracis humani ut signo abstrusos interni pectoris morbos detegendi» (Новый способ, как при помощи выстукивания грудной клетки удается обнаружить скрытые внутри груди болезни).
На книгу Ауэнбруггера не обратили внимания. Как известно: нет пророка в своем отечестве. Мало того, на пути перкуссии стал отец-основатель «старой Венской» клинической школы А. де Гаен, который встретил в штыки и осмеял предложение автора. Как это нередко бывает, современники не оценили открытие, о нем узнали лишь спустя 47 лет.
Книга Ауэнбруггера вышла в Вене в 1761 году на латинском языке. В 1770 году Р. де ла Шассаньяк частично перевел ее на французский язык и издал в виде приложения к своему руководству по болезням легких. И только в конце XVIII века французский врач, барон империи Жан Корвизар, один из основоположников клинической медицины, воспользовался открытием Ауэнбруггера и после 20 лет применения перкуссии на практике перевел ее полностью на французский язык и опубликовал в 1808 году, сопроводив одобрительными комментариями. Барону империи Жану Корвизару нельзя отказать в проницательности — не случайно же он был личным врачом Наполеона I. Метод перкуссии получил всеобщее признание, и ему было суждено войти в практику в качестве одного из основных приемов диагностики.
Мало кому известно, что Ауэнбруггер указал на возможность лечения душевных болезней камфарой. Это можно считать первым шагом в деле лечения судорог у душевнобольных. Значение открытия замечательного скромного венского врача трудно переоценить.
Другой выдающийся венский врач чешского происхождения Йозеф Шкода (1805—1881), опираясь на достижение Ауэнбруггера, аускультацию, расширил методы физической диагностики. Он заявил в противоположность существовавшему до него мнению, что «физические явления в больном организме не составляют еще самой болезни, наоборот, они только являются выражением определенных физических состояний, которые в свою очередь обусловлены болезненными изменениями». Благодаря этому, симптомы снова заняли надлежащее положение в патологии, которая в то же время стала изучаться более с клинической, нежели с теоретико-естественно-исторической стороны. Шкода и другие венские клиницисты скептически относились к теориям и теоретикам медицины.
Сделанное Шкодой наблюдение о том, что даже тяжелые заболевания, самоисцеление от которых в то время признавалось невозможным, могут сомоизлечиваться, заставило врачей отказаться от считавшихся неизбежными и применявшихся почти во всех случаях кровопусканий и лекарств. И, как это нередко происходит, впали в другую крайность. «Мы можем распознать, описать и понять болезнь, — говорит Шкода, — но мы не должны даже мечтать о возможности повлиять на нее какими-либо средствами». Эту точку зрения восприняли и многие другие венские клиницисты, например Йозеф Дитль, которому вершиной всей клинической мудрости казался «выжидательный образ действий», провозглашенный еще Гарвеем. Это привело к тому, что многочисленные врачи, привлекаемые Шкодой в дунайскую столицу, признавали, что, в сущности, вся врачебная деятельность ограничивается постановкой лишь более точного диагноза. Некоторые венские врачи старались примирить полипрагмазию (одновременное назначение множества лекарственных средств) и нигилизм. Таковы были Иоганн Оппольцер (1808—1871) и Адальбер Душек (1824—1882), последний стал преемником Шкоды. Позднее Отто Калер (1849—1895), Герман Нотнагель возвратились к идеям и традициям «старой Венской школы».