О периодизации истории кардиологии

В статье приводятся выдержки из книги Бородулина В.И. «Очерки истории отечественной кардиологии»

Периодизации истории науки должна учитывать и вехи общеисторического (том более — историко-культурного) процесса, и специфику развития данной области знания. Вехи на разных линиях развития совпадают далеко не всегда, совместить их — дело очень непростое; с этим препятствием, прежде всего сталкивается исследователь, предлагающий свою   схему выделения  этапов в истории той или  иной науки.

При оценке специфики развитии изучаемой науки ис­следователь имеет в виду, как минимум, следующие сла­гаемые: время появления собственных методов исследова­ния; основные идеи, направления исследовательской рабо­ты, открытия и теории, заложившие основы современного знания; образование своего понятийного языка; становле­ние организационного аппарата (исследовательские центры, учебные кафедры, общества, журналы и др.).

Специфика развития кардиологии, как и ряда других научных клинических дисциплин, такова, что основы современного научного знания формировались здесь лишь в последней четверти XIX в. и позже. Кардиология заметно моложе многих ветвей медицины, она — плод развитого естество­знания и научно-технического прогресса. С учетом отме­ченной сложности синхронизации событии общеисториче­ского и историко-научного процессов, никоим образом не претендуя на создание классификации, пригодной для любых исследований в области истории кардиологии, а лишь в качестве рабочей схемы, положенной в основу си­стематизации материала этой книги, автор использовал следующую периодизацию.

Обзор основных этапов развития кардиологии

I этап — предыстория

Достижения клннико-описательного метода, начиная с учения о пульсе, разра­ботанного в Древнем Китае, и включая описание У. Геберденом грудной жабы (1768), Ж. Буйо и Г. И. Сокольским ревматизма сердца (1836—1838); выдающиеся руководст­ва по анатомии сердца и его болезням — от Р. Вьесана (1715) и Ж. Сенака (1749) и до Дж. Хоупа (1832) и У. Стокса (1854) — сами по себе не могли заложить ос­новы стройного учения о патологии сердечно-сосудистой системы.

 В качестве слагаемых, сыгравших ведущую роль в создании этих основ, можно выделить, во-первых,  успеш­ную разработку клинической семиотики и диагностики болезней  сердца (в результате применении перкуссии и аускультации, использования достижений патологической анатомии) и, во-вторых, быстрое развитие физиологии, а на этом солидном фундаменте — инструментальных мето­дов изучения гемодинамики. Однако суммарное их воздей­ствие па клинику внутренних болезней сказалось только к концу прошлого столетия.

Открытие У. Гарвеем кровообращения (1628) — вели­кое достижение естествознания и капитальный вклад в создание теоретической основы медицины  Нового времени. Но ни в XVII, ни в XVIII в. оно не оказало реального влияния на врачевание: слишком велик был разрыв меж­ду анатомо-физиологическими  методами и мышлением на­туралиста, с одной стороны, и рутинными методами обсле­дования больного и врачебным мышлением, еще не изле­чившимся от последствий схоластической традиции, — с другой.

Общепринятая картина мироздания, возведен­ная в канон мировыми религиями средневековья, включала иерархическую вселенную Аристотеля и анатомо-физиологическую схему человека, по Галену. Эти представления к рассматриваемому времени были уже поколеблены Н. Коперником, предложившим гелиоцентри­ческую картину  мира, с которой   «...начинает свое  летоисчисление освобождение естествознания от теологии...», и  А. Везалием.

Гарвей вслед за Везалием нанес второй сокрушительный удар по схеме Галена. Обозначились признаки новой ориентации познания, направленного те­перь к цели господства человека над природой, появились пророки науки Нового времени — Ф. Бэкон и Р. Декарт.

Ко второй половине XVII в. измерение выдвигается как основополагающий метод, существенно потеснивший описание. В Англии — самой практичной стране века, формирующаяся наука Нового времени явственно сталкива­ется с необходимостью отделить научные выводы от дога­док и метафизических систем. В эту бурную эпоху, обозна­ченную в истории европейской культуры как время гениев, век научной революции, практическая медицина проходила мимо провидческих своих открытий. Не имен ни науч­ной теории, ни сколько-нибудь совершенных методов ис­следования, она просто не была готова к посвящению в пауки. Век Галилея, Декарта и Ньютона был веком ма­тематики, астрономии и физики, но не химии и медицины. Достоверность и точность становились знаменем естество­знания, но в медицине они преобразовали лишь отдельные фрагменты теоретического фундамента, что никак не от­разилось на диагностике и терапии.

Заменить бесплодное теоретизирование непредвзятым врачебным наблюдением, накоплением научных фактов и их систематизацией — такова была очередная задача ме­дицины. Поэтому величайшим врачом-мыслителем той эпохи выступает для нас не Дж. А. Борелли, применив­ший математический подход к определению механической работы сердца, или другой итальянский иатрофизик — Дж. Бальиви, учивший, что сердце есть нагнетательный поршень, а сосуды — гидравлические трубки (справедливости ради отметим, что он отказался от каких-либо по­пыток перенести свои теоретические взгляды на врачебную практику); в равной мере и не лейденский профессор Сильвин (Ф. де ла Боэ), один из основателей иатрохимии, искавший «кислотную» или «щелочную» природу заболе­ваний и лечивший соответственно щелочами либо кисло­тами на фоне строгой диеты... Таким врачом-мыслителем выступает «английский Гиппократ» Т. Сиденгам.

Именно Т. Сиденгам (правильное произношение — Сайденхем; 1624—1689) во второй половине XVII в. вернул врачей к гиппократову представлению о медицине как искусстве, совершенствующемся путем изучения  больных, а не как о теоретической системе, которую следует при­менить к ним.

Труды Сиденгама выходили с 1666 г. один за другим в Лондоне и Амстердаме и составили в совокуп­ности подлинную энциклопедию практической медицины XVII в., основанной на наблюдениях у постели больного. Сиденгам поместил Гиппократа на знамени медицины. Но подобно лозунгу эпохи Возрождения — «Назад — к античности!», призыв Сиденгам служил лишь выражением нового самосознания, протестовавшего против господство­вавшей традиции, и звал вперед,  a не назад.

По пути Т. Сиденгам пошли многие врачи XVIII в. и среди них — Г. Бургаве и Г. Ван-Свнтен, основатели пер­вых клинических школ в современном понимании. Что касается всеобъемлющих и взаимоисключающих медицин­ских «систем» XVIII в., то по отношению к практической медицине они были не теоретическим фундаментом, не наукой, — они страдали топ самой дилетантской любовью к науке, от которой, по едкому замечанию Л. П. Герцена, «детей не бывает».

В XIX в. в клиническую практику вошли методы перкуссии и аускультации, разработкой которых (1808— 1S39) мы обязаны прежде всего парижской школе Н. Корвизара и Й. Шкоде.

С помощью этих методов удалось найти связь между симптомами, составляющими картину болезни, и патологоанатомическими находками в сердце. Но и этого — без капитальной теоретической осно­вы медицины и без созданных на этой основе методов изу­чения кровообращения — было явно недостаточно для формирования научной кардиологии.

Характерный исто­рический эпизод: ученик Корвизара Р. Лаэппек, подарив­ший медицине стетоскоп и аускультацию, не добился при выслушивании сердца того чудесного результата, какой он получил, выслушивая легкие, и в отчаянии отказался основывать диагноз пороков сердца на аускультативной картине. Деятельность названных здесь выдающихся вра­чей относится к тому периоду развития клиники внутренних  болезней, когда собственно история кардиологии еще не началась.

II этап

Начало истории современной кардиологии можно отнести  к 70-м годам XIX в.: в это время, опираясь на достижения  естествознания,  клиника  внутренних болезней в Германии в лице Л. Траубе первой свернула на путь последовательной разработки строго научных основ; внутренней медицины вообще и кардиологии в частности и  объявила экспериментальную патологию важнейшим  инструментом познания в клинических исследованиях.

Последние 3 десятилетия XIX в. заложили краеуголь­ные камни в теоретический фундамент медицины. На ос­нове работ К. Т. Бернара по Франции, физиологических школ И. Мюллера и К. Людвига в Германии, И. М. Сеченова в  России,  стремительно развивались физиология человека и экспериментальная медицина.

Л. Пастер, Р. Кох и их уче­ники открыли мир микробов — возбудителей болезней и наметили пути иммунотерапии. Р. Вихров и его последо­ватели завершили в общих чертах построение системы  представлений о морфологическом субстрате основных патологических процессов и болезней, начатое еще Дж. Морганьи столетием раньше.

Перкуссия, аускультация, тер­мометрия прочно вошли во врачебную практику. К концу рассматриваемого периода (1870—1900) медицина вста­ла, наконец, на естественнонаучные рельсы, по которым ей предстояло двигаться в новом — XX веке.

В истории естествознания этот период характеризуется (по Дж. Берналу) завершением построения великого здания — син­теза Фарадея и Максвелла в области физики и не менее великих синтезов Дарвина и Пастера в области биологии; он может рассматриваться как подготовка к предстояще­му новому скачку. Применительно ко всеобщей истории принято (в марксистской исторической науке) выделить, его как первый этап второго периода новой истории.

В рассматриваемой области внутренней медицины, за­нятой изучением сердечно -сосудистой патологии, лидеры клиники внутренних болезней, и в их числе С. П. Боткин и А. Л. Остроумов в России, У. Ослер в США, в этот пе­риод опубликовали труды, давшие исходный импульс к формированию кардиологии.

III этап

Наука о сердце, зачатая У. Гарвеем в XVII в., родилась доношенным плодом только в XX столе­тии. Но это явление было предопределено ходом развития медицины в предыдущем веке. Как отметил Ф. Энгельс, «... наука движется вперед пропорционально массе знаний, унаследованных ею от предшествовавшего поколения...». Требовались не только успехи в разработке семиотики и диагностики  болезнен сердца;   нужны    были     Вирхов  и преодоление его целлюлярной  патологии;  создание  школой  Людвига, а также Ж. Мареем  (Франция)  и другими исследователями приборов и методов изучении гемодина­мики; понадобились мышление врача-натуралиста и функ­циональный подход к проблемам патологии, чтобы форми­рование кардиологии состоялось.

На рубеже XIX—XX вв. в медицине выявился мето­дологический кризис; наиболее прозорливым клиницистам  было ясно, что, не перешагнув через узкие границы бактериологического «монокаузализма» и патоморфологического взгляда на болезнь, клиническая наука не сможет дви­гаться вперед. Н

Научный функционализм получил особенно яркое и последовательное воплощение в руководстве «Бо­лезни сердца» (1008) Джеймса Маккензи (1853—1925), которого принято считать основоположником клинической кардиологии — не только в Великобритании, но и миро­вой.

Пьеру Потену (1825—1901) на ряду с Дж. Маккензи принадлежит исключительная роль в разработке графиче­ских методов исследования сердечно-сосудистой системы; широкую известность получила его монография о кровя­ном давлении (1902). Как и Анри Юшар (1814—1910), он опубликовал в конце XIX в. лекции о болезнях сердца, отразившие функциональный подход и получившие все­мирное признание.

Потен и Юшар но праву могут быть названы основоположниками кардиологии во Франции. Крупнейший немецкий интернист первой трети XX в. Фридрих Краус (1858—1936) опубликовал первую кли­ническую монографию по электрокардиографии (1910); наряду с Карлом Венкебахом (1864—1910), выдающимся специалистом по электрокардиографии, одним из создате­лей современного учения об аритмиях сердца, он может быть назван основоположником кардиологии в Германии и Австрии.

Международный авторитет всех упомянутых здесь терапевтов, их вклад в становление кардиологии столь высоки, что каждый из них, как и Маккензи, имеет все права именоваться одним из основателен современной кардиологии. К тому же периоду (1900—1917) относятся приоритетные исследования, выполненные в клиниках В. П. Образцова и М. В. Яновского — основоположников кардиологии в России, а также Джеймсом Херриком (1861 —1954), первым выдающимся кардиологом США, который наряду с В. П. Образцовым и Н. Д. Стражеско положил начало современному учению об инфаркте миокарда.

Никто из них не был узким специалистом; оригиналь­ность мышления, необычайно широкий кругозор, целеуст­ремленность отличали этих выдающихся представителей клиники внутренних болезней.

IV этап (1917—1950)

Среди них следует назвать прежде всего Томаса Льюиса  (1881—1945), одного из пионеров клинической электрокардиографии, автора    выдающегося руководства по болезням сердца (1932), и Джона Паркинсона (1885—197В), который прошел школу совместной работы с Дж. Маккензи и приобрел всемирную славу при­оритетными исследованиями в области электрокардиогра­фической диагностики, в том числе тонической диагности­ки инфаркта миокарда (совместная с его учеником Д. Бед­фордом публикация. 1928) — в Великобритании.

В рассмотренный период кардиология еще оставалась целиком в рамках общей терапии.    Дальней­шая дифференциация медицины привела в  1950—60-х го­дах к организационному оформлению    кардиологии    как самостоятельной области медицинской науки. Этому спо­собствовало в первую очередь успешное развитие ее тео­ретической базы. Во второй половине   века    применение электронной микроскопии, методов биохимии и биофизики позволило изучать взаимоотношения  структуры и функции сердца и сосудов на субклеточном и молекулярном уров­нях. Решительно изменились возможности диагностики и арсенал лечебных методов.

К началу 1970-х годов кардиология располагала собственной  организацией, включая международные сообще­ства ученых и специализированные национальные исследовательские центры, своими методами исследования и по­нятийным языком; высоко поднялся ее авторитет в обще­стве, удостоверяя ее социальную функцию и право на са­мостоятельное существование.

Среди основоположников этой новой, организационно сформировавшейся науки следует назвать прежде всего Иола Дадли Уайта (1881)— 1973, США): он принадлежал к тому же поколению, что и Льюис, Паркинсон, Лиан и Бругш, но его деятельность ученого-организатора в национальном и международном масштабе в 1940—60-х годах выделялась особой активно­стью и эффективностью. А. Л. Мясников сыграл анало­гичную роль в формировании кардиологии в СССР.

Получив суверенитет, кардиология не утратила нераз­рывной связи со своей, метрополией — клиникой внутрен­них болезней, обогатила ее за счет своих нестандартных методических подходов, теоретических и практических до­стижении. В то же время кардиологии нашла и постоянно укрепляет непосредственные контакты на стыке наук — как с торакальной и сосудистой хирургией, так и с неф­рологией, пульмонологией и другими терапевтическими дисциплинами.

В свою очередь внутренняя медицина про­должает оказывать прямое влияние на все более специа­лизирующуюся кардиологию. Эта взаимосвязь — питаю­щий источник, ибо забвение научных, практических, этиче­ских традиции внутренней  медицины означает неизбежное крушение    кардиологии   как   врачебной   специальности.

VI этап

 Современный этап развития кардиологии (с 1970-х годов) проходит на основе комплексных про­грамм клинико-теоретических и медико-социальных иссле­дований, испытывая все более прямое воздействие научно-технической революции. К этому этапу относится создание в СССР первой в мире специализированной кардиологиче­ской службы здравоохранения, завершившее оформление кардиологии как самостоятельной врачебной специально­сти. Анализ этого этапа — задача других исследователей и иных книг.